2002 №11

Начинающей екатеринбургской писательнице Ирине Денежкиной, как известно, почти дали — премию “Национальный бестселлер”, в финале которой наша юная землячка проиграла по пенальти самому Проханову и только лишь ему, обойдя, скажем, Славникову и Олега Павлова. Итогом произошедшего стала свалившаяся на голову студентке-журналистке скандальная слава, репутация первого писателя поколения двадцатилетних и вот эта рецензируемая книга, вышедшая в престижном питерском издательстве. До того момента самым большим успехом писательницы, публиковавшейся на сайте для графоманов Проза.ru, было размещение одного рассказа (“Леха-Ротвейлер”) на сайте для литературно продвинутой молодежи — Vernitski Literatur. А когда куратор этого сетевого журнала, один из лучших молодых прозаиков, руководитель группы ридеров премии “Дебют” Сергей Соколовский номинировал подборку Денежкиной на интернет-конкурс “Тенета-2002”, все очень удивились. Но удивляться все поспешили.

На самом деле, наверное, “НацБест” Денежкиной стоило бы дать. Это совершенно неверно в контексте литературном, поскольку представленные в книге тексты, безусловно, как минимум сыроваты, но это было бы абсолютно верно в контексте премиальной политики. Рукопись, дебютантка, легко — безусловно — читающиеся вещицы из жизни тинейджеров, которые готовы купить на родительские деньги всё, что им прорекламируют — абсолютно в концепции премии “Национальный бестселлер”! Так считаю, естественно, не только я. — Многие замечают при этом, что, мол, да, есть бестселлеровский потенциал, но вот публика, на которую следует рассчитывать, книг не читает. А вот читает!

Это автор книги, Ирина Денежкина, избрала для себя образ этакой дурочки с Урала (не хочу ее обидеть, возможно, это промо-ход, создание мифа) и во всех интервью говорит, перемежая текст матом и сетованиями о том, что в Ебурге нет ночных клубов, что ее любимые писатели — Крапивин, Сакин, Пелевин и Сорокин. Я в силу обстоятельств немало общаюсь с ровесниками Денежкиной и вижу, что им и ночных клубов хватает, и экстремальных видов спорта, и книжки они читают. Сорокин, Пелевин, Стогов, Лимонов и Ширянов — это само собой. Но ведь и Мураками, и Кэндзабуро Оэ через этого Мураками, и Косински, и чуть ли не сравнительная характеристика “Улисса” и “Человека без свойств”. Про Денежкину, кстати, никто почти в этой среде не слышал — какой-то пиар у нас видимо неправильный, направленный на литкритиков.

Поэтому основная претензия большинства критиков к рассказам Денежкиной — практически полное отсутствие культурного подтекста — разделяема и мной. Я хотел бы подчеркнуть слово практически, так как кое-какой культурный слой все-таки присутствует. В первую очередь это музыка, которая постоянно звучит как фон, а иногда пытается работать для усиления высказывания. Грубо говоря, у книжки есть саунд-трек. Это оправданно, ибо музыка действительно много значит как объединяющий/разъединяющий фактор в этой среде. У Денежкиной формат такой — MTV, “Наше Радио”, местные группы. Формат этот наиболее распространенный среди вменяемой молодежи, формат мэйнстримный, абсолютно невыдающийся.

Помимо музыки в культурном подтексте попадаются запавшие в голову с детства моменты — страшилки (“Вася”, “Смерть в чате”) и Крапивин (лучшая в книжке вещь, маленькая повесть “Валерочка”). Относительно “Валерочки”: дети едут в лагерь на юг. Героиня — главный денежкинский архетип лиргероя — отстраненная девочка-подросток не без тараканов в голове. Рядом оказываются несколько типично крапивинских мальчиков, даже по именам и по каким-то сверхъестественным способностям один в один на них похожие. И между этими мальчиками-девочками разворачивается в лагере история совсем не по Крапивину: драки, водка, секс. Наиболее откровенная сцена в книге, содержащая описание неумелого подросткового пьяного коитуса, содержится как раз в этом рассказе. Ее чаще всего и цитируют.

Кто-то назвал Денежкину порнографом и матершинницей. Ну уж нет. В “Митином журнале” ее не напечатают. Секс и мат в этих текстах так же неумелы, непреложны, неинтересны и тренировочны, как и в жизни тинейджеров. Ничего особенного в них нет. Другой разговор, что взгляд изнутри, без отстранения, непривычен и создает эффект более яркий, чем те же вещи, описанные более искусно, но с ретроспективным отклонением. Схожий эффект имела жизнь подростков, скажем, в фильме Лукаса Мудиссона “Покажи мне любовь” или в фильме “Детки”. Или в песнях группы “Тату”. Строго говоря: дети, а пьют и трахаются!

Пытаясь обнаружить литературные корни Денежкиной, я поймал себя на мысли, что вспоминается и женская российская проза не первого ряда, и хрестоматийные тексты о подростках, будь то Сэлинджер или Франсуаза Саган, и Эдмунд Уайт с Гаем Дэвенпортом, и Стивен Кинг, и псевдо-нонфикшн вроде повести “Фаст-фуд” Сергея Соколовского, или текстов Сакина, или неопубликованного текста Никиты Сутырина, соученика Денежкиной по нашему журфаку, который я читал года полтора назад и который очень похож на “Дай мне!”. Такое обилие и разнообразие литературных родственников наводит на мысль, что, видимо, нет покамест большого смысла рассматривать случай Денежкиной как самостоятельное литературное явление, скорее следует говорить об успехе, достигнутом по законам и средствами шоу-бизнеса.

Другой раскрученный по этим законам писатель, участник телешоу “Последний герой” Сергей Сакин, один из любимых, судя по интервью, писателей Денежкиной, говорил в приватной беседе о своей книге “Больше Бена”: “Какой материал испортил!” Думаю, что часть своего материала Денежкина испортила тоже. И ей в этом очень помог редактор: когда в двух идущих подряд небольших абзацах встречается “резь в глазах” в разных контекстах — это ошибка. И такого много. Вот мальчики у нее все через одного голые до пояса и с торчащими из штанов трусами. Мило, конечно, но как-то однообразно.

Не знаю, напишет ли Денежкина еще что-либо столь же успешное — возможно, напишет и получше, — но с классным стартом и удачей ее следует поздравить уже сейчас.