2010 №11

***

Днесь прощаюсь, соломенной ставши вдовой,

С милым, чей одиночества сладкий запой

Плата мне за души изныванье.

Расставанье — само беснованье,

Ужас тлена и тьмы, обдающей из вежд,

После вечного благоуханья надежд,

Дивно-летнего солнцестоянья —

Богомерзкое неузнаванье:

Безразличье к святому страданью любви,

Уст лукавая ложь, как ее ни зови, —

Несусветнейший бред изувера,

Фарисейства пустая химера.



К Богу возопию — да созиждет Господь

Нас, разъявших на части единую плоть, —

Исцелит раздробленные звенья,

Не попустит любви убиенья,

И, супругу не выставит каинов знак

На челе его, жадном до будущих благ.

Да прозреет он свет и дорогу,

Говорящий без умолку Богу!

И приняв своей совести вещий укор,

На пролитие крови и легок, и скор,

Празднословье без веры и чувства —

Да оплачет как мерзость кощунства!



Ибо душу сберегший свою и живот,

Соблазнен, в руки Бога Живаго впадет,

И растленная совесть повсюду

Повторит развращенье Иуды.

И душе прежде смерти в аду гостевать,

Хуже праздной земли до скончанья стоять,

Проклиная свой жребий свободный —

Оный грех смоковницы бесплодной.

Уязвленное сердце износит мольбу,

Изменить ли, дерзая, мечтою — судьбу?

Но Голгофа ее — сокровенна:

Окончательна и неизменна.

***

И пускай позабудется свадебный пир,

И смешно завершатся земные затеи,

Сокрушится навек перевернутый мир,

Где тебя я уже удержать не сумею, —

Словно призрак звезды у Вселенной в гостях,

Достигает твой свет мою зябкую душу.

И хотя б он исчез, истощился, иссяк —

Не предам его тьме и обет не нарушу.

Мне бессонно Благая аукнется весть,

Мне взойдет одинокая правда завета:

Разве только о браке там заповедь есть?

Разве не о блаженстве любви без ответа...

Маме

Матушка-почва, сырая земля,

Нету страшнее и проще...

Ты упокоилась, мама моя,

В этой березовой роще —



Между крестов, обелисков и трав,

Ревностным, любящим сердцем,

Без притязаний на ласковый нрав

Благостных единоверцев.



Я не предвижу среди тишины,

Легкого веянья мая,

Для непомерной твоей глубины

Новой тревоги, родная...



Первые, чистые сны бытия

В мире ином — нерушимы.

Ты исповедала, мама моя,

Этот завет негрешимо.



Милая! Столько народу вокруг,

Родственник в ряд упокоен,

Внука твоёго несчастливый друг,

Рядом — оратай и воин.



И простираюсь в дочерней борьбе

Сквозь накатившие слезы,

Думая, что я молюсь о тебе...

И отвечают — березы,



Что над кладбищем шумят и шумят

Нежно, свободно, упрямо

Средь превышающих силы утрат,

Милая, добрая мама!

Духов день

Среди ветвей запел отшельник полунощный,

Ему возврата нет — поет до забытья.

Хлад тонкий подступил? Иль ужас

Позвоночный:

Иного зрелища, иного бытия.



Что сладкопевцу жизнь! Весь мир

Во мраке тонет...

И, время путая, и рифмы, и слова,

Влюблённая душа гремит, звенит и стонет

И медлит в предвкушенье торжества.



Ей — слёзы дивный хлеб,

ей камень в изголовье —

Нежнее, чем плеча родного плоть.

____Безумствует Давид, охваченный любовью:

____“Что мне Твой ад и рай?

Ты весь во мне, Господь!”

***

Гвоздит и саднит день апрельский

Под вопли сводней и весталок,

Он солон, как псалом библейский,

Как смертная фиалка, жалок.



Пирует горняя обитель —

Дух Пасхи легкокрыл и нежен,

Засим мудрец и победитель

Пред ним смиряется, повержен,



И чует образ необманный

В сердечной горестной пустыне

Отшельник с кровью Дон Жуана

В покаявшейся Магдалине.

***

Катится с неба шальная звезда

Знаменьем будущих мук.

В лёд замерзает святая вода,

Валится дело из рук.



Дальние рощи и призрачный лес

В оке бессонном — сучком...

О неприкаянный жест до небес,

О простиранье ничком!



Утро торопится, чтобы опять

Без воскрешенья поднять.

Меч погружается по рукоять

Смертное сердце разъять.



Ибо ответят не глаз и не бровь

За неприкаянный жест —

Смертного сердца угрюмая кровь,

Пьяная прежде блаженств...

***

Не поропщи, мил-друг, отрада,

Жизнь посреди любого смрада —



Иль в преисподнюю билет —

Гигантоманию и бред —

Иль в наготу сиротств спартанских

Да сад борений гефсиманских,

Отколь в святой восходят лик

Все сонмы грешных горемык.



И посреди любого сброда

Предполагает два исхода,

Довлеющие и для нас:

Трагедию иль буйный фарс.



Так, промеж дел и недеяний

Жизнь непреклонно тянет длани

К Кресту прижаться своему...



Иль погружается во тьму.

***

Душа, не шляйся попрошайкою,

Заройся в свежие опилки,

Утешься ледяною шайкою

От горькой слякотной парилки.

И перестань судьбу выпытывать,

О чём звенит тоска измладу,

Зачем ломилась в дверь открытую

К тому, с которым нету сладу.



Казался он всего бесценнее,

И нежно жалят оскорбленья

И вежливость пренебрежения,

Уступчивость полупрезренья.



Так тело, жизнью исступленное,

Распластано куском фанеры,

И сердца сонная вселенная

Хулы рождает и химеры,

Когда смычок, игравший гранями,

Скользит желанием угасшим

По пленнице своей израненной,

По струнам скрипки отзвучавшей.

***

От пламенных обид — в любезный хлад покоя,

Из каменных палат — в укромный уголок.

Иероглиф на песке смывается волною —

А пазуху прожёг каленый уголёк.



Чего ни пожелай — руке дарящей просто,

Что рыбке золотой, заплывшей в невода,

Сластями оделять — семья ль не Божий остов? —

Лишь на посылках быть — сугубая беда.



Не ты, но тень твоя живет с родными порознь,

А ты к ним льнешь и льнешь беспутной головой.

И дабы прю унять, зияющую морозь,

Сомкнется обруч-круг на крышке гробовой.



Когда б любили вы, о, чем бы рисковали?

Лишь нервным мятежом — избытком грешных дум!

А нежность ни с чего является едва ли —

Такой, как речки плеск и перелесков шум.



В провалах голубых колючий, будто ястреб,

Внезапный мрак навис... Под ужасом сквозным

Спеши, не ожидай пощады и участья,

Спасайся вслед детей, бегущих от грозы.

***

Я кланяюсь детсадовской веранде,

Где затевалась бойкая игра,

Но лучше нету школьного двора

И откровения его — отрадней.

А в новогодье в школе — мишура

И не сыскать нам елочку нарядней.



Так начиналась жизнь... Кружись снежинкой,

Ты, первоклашка, легче мотылька,

Переживай сквозь детскую ужимку

Этюд Чайковского “У камелька”,

Робея, слушай черную пластинку,

Как полноводна русская река...



А после за морокой неизбежной

Доверься духу упований нежных

Поэзии, что в жизнь тебя ввела

И выведет — чрез смертную истому —

К просторному Отеческому дому

Из тесного житейского угла!

Фиалка

Еще холодом веет — фиалка уже хороша,

Самым первым лучам доверяется и не страшится:

Отзывайся и ты, открывайся, родная душа,

Пусть, подобно лучу, это тело сгорит, истончится.

Лиловеет фиалка... что в мире считают за сор,

Но хранят короли и поэты пред ней преклоненье:

Упоение нежности, боли победный восторг

В хрупкой мощи её и избыток — в её умаленье.

Настурция

Пленительные краски, запахи —

Дотрагивайся и бери —

По клумбам незабудки-яхонты

Как дьяконские орари.



Но, дивно жертвуя простушками,

С багрянца взора не сводя,

За полыхающей настурцией

Рукою тянешься, дитя.



Как оный страстоцвет безумствуя,

Среди вселенской темноты

Испепеленною настурцией

Когда-нибудь истаешь ты...

Ветка мимозы

Вот и растаял ледком

Ужас февральских фантомов.

Гостья заморская в дом

Входит опять по-простому:

Мира весенняя весть,

Светлых ветров дуновенье —

Ах, золотистая ветвь,

Полная самозабвенья!

Снова согреет мой дом

Нежная ветка мимозы

Свеч затаенным огнем.

Правдой улыбки сквозь слезы.

Милому дому

Друже, прости, — ничего не попишешь, —

Кланяюсь отчей земли,

Ныне прощаюсь с родимою крышей,

Где мои годы прошли.



Теплые стены, надежная кровля,

Первый смиренный этаж...

Чем я воздам? — лишь тоской и любовью,

Друже преискренний наш!



В веке промозглом сырая квартирка —

Чем не уютнейший рай?!

Дом обжитой, дорогая бутырка,

Друже бесценный, прощай.



Всем твоим тополям в серых шинелях

Жухнущих в августе крон,

Сору двора и детсадовским елям

Честный отвешу поклон.



Сын здесь родился и внук, и отсюда

Вынесли мать и отца...

Вещи и мебель, и даже посуду

Помнить хочу до конца.



Помнить часы тишины и неволи

И вдохновенную песнь

Неизреченных моих богомолий,

Иль обреченных — Бог весть...



Весь ты из вздоха, и весь ты — из пуха

Неусыпляемых вежд.

Весь ты — из дивного нежного духа

Легких и зыбких надежд!