2012 №4

Это очень женская поэзия. Женская прежде всего по трепетному отношению к быту и бытию, к приметам времени и места. Здесь нет глагольного жжения сердец, как нет и битвы полов вкупе с космическими страстями. Спокойная созерцательность, яркие, хотя и несколько приглушенные, краски, чувственность и повседневные пейзажи, дневная обыденность и сновидческая экзотика.

Автор фиксирует жизнь в ее женском восприятии: с ожиданием встречи, прихода, ухода; с желанием отдыха — такого, чтобы можно было “печь в золе картошку”, и путешествий — сразу и не поймешь, фантазийных или реальных.

Лирика Ланы Шангиной часто напоминает переводную: конечно, это стихи про любовь по преимуществу, но любовь не “по-русски”, а “по-европейски”.



Нисходит свет...
Проносятся машины...
Свою в гараж поставила давно.
И кажется, что вовсе нет причины
Смотреть с такой надеждою в окно.
И телефон молчит, как будто умер,
Я жду звонка, а вовсе не звонков...



Определенная “западность” лирики, думается, послужила причиной двуязычия книги. Хотя, конечно, однозначно определить причину, подтолкнувшую автора к параллельному переводу своих текстов на итальянский язык, нельзя. Сама Лана Шангина в предисловии объясняет это просто: когда-то давно учила итальянский, совсем недавно обнаружила, что помнит его, решила — не пропадать же добру. Так, где самостоятельно, где с помощью специалистов, перевела и отредактировала свои стихи. Зато теперь есть возможность свободного общения с итальянскими читателями, издателями, да и деятелями культуры тоже: Лана Шангина, будучи еще и издателем, провела переговоры с певцом и композитором Тото Кутуньо, результатом которых стало издание автобиографии знаменитого итальянца на русском языке.

Под обложкой “Времен дня” объединены стихотворения разных лет: конец восьмидесятых, девяностые, десятилетие нулевых... Разные темы, разные ритмы и мотивы: пейзанско-пасторальный, урбанистично-пронзительный, нежно-лирический. Но все эти стихи, независимо от того, были ли они написаны в первые послешкольные, юношеские годы либо во время самостоятельной, где-то даже жесткой, жизни, образуют единое целое. Сборник монолитен, приметы времени в нем практически не просматриваются. В ранних стихах, правда, иногда заметна некоторая поверхностность, этакое девическое легкомыслие: например, плясовой ритм одной из деревенских зарисовок: “Умерла старушка, продали избушку...” — кажется чем-то чужеродным. Но: кто из нас, пишущих стихи, в юности соотносил ритмику с содержанием? Более поздние лирические миниатюры в этом отношении вполне гармоничны.



Замерзший путник тянется к огню,
И пламя — будь то печь или пожар,
Согреет скованную холодом ладонь.



Живое сердце тянется к любви,
Не может сердце долго без нее.



Нельзя любить захлопнутую дверь,
Когда ты замерзаешь на снегу.



Философский настрой отдельных стихотворений требует особого мироощущения; спокойствия и рефрена “И это пройдет”. Однако в этом спокойствии взращивается зрелость чувств и формулировок.