Решаем вместе
Есть вопрос? Напишите нам
top-right

2016 №7

Алексей Карфидов

Алексей Карфидов — краевед, старший научный сотрудник Невьянского государственного историко-архитектурного музея. Постоянный автор «Урала».

«Маленький человек» и «Великая война»

В основу этой публикации положены «Дневник» невьянца Степана Николаевича Тюшкова, который он вел в годы Первой мировой войны.
Родился Степан Тюшков 25 декабря 1893 г. в Невьянском заводе. Его отец Николай Ефимович заслуженно считался одним из лучших чеканщиков по жести, используемой для отделки знаменитых невьянских сундуков.
Окончив двухклассное училище, Степан работал рассыльным, учеником счетовода и помощником кладовщика в механическом цехе Невьянского завода. Пел в хоре певчих Спасо-Преображенского собора.
Начало Первой мировой войны С.Н. Тюшков встретил в должности кладовщика на Вознесенском асбестовом руднике. В октябре 1914 г. поступил учеником телеграфиста в Невьянскую почтово-телеграфную контору, в следующем году был назначен служащим по приему переводов, в какой должности проработал до 1921 г.
«Дневник» С.Н. Тюшков начал вести в 20-летнем возрасте в 1913 г. и продолжал до начала 1920-х гг.
Те события, которые не нашли отражения в его «Дневнике», реконструированы на основе архивных материалов, губернских статистических сборников, а также публикаций в местных периодических изданиях того времени, таких, как «Уральская жизнь», «Зауральский край». Заметки, помещаемые в периодике в разделе местной хроники, рисуют всестороннюю картину жизни простого человека, обывателя, как его принято называть.
Воспоминания С.Н. Тюшкова, а также сохранившиеся свидетельства других современников военных лет, архивные данные и публикации, лишенные пропагандистского флера, позволяют взглянуть на «непарадные» стороны жизни «маленького человека», представить радости и печали, надежды и разочарования, словом, повседневную жизнь невьянцев периода Первой мировой войны.


1914 год
«Сегодня наш рудник сильно всполошила весть о войне…»

28 июля 1914 г. с объявления Австро-Венгрией войны Сербии началась Первая мировая война, «Великая война», «Вторая Отечественная», как ее называли современники. 1 августа (19 июля по старому стилю) после объявления Германией войны России в орбиту военных действий оказалась вовлечена наша страна.
За два дня до этого император Николай II в ответ на мобилизацию, объявленную кайзером Германии Вильгельмом II, подписал указ о всеобщей воинской мобилизации. Стало ясно, что война неизбежна.
Известие о начале войны вызвало у жителей Невьянского завода самые разные чувства и настроения. Одни невьянцы испытали небывалый всплеск патриотизма и веру в победу русского оружия, другие с тревогой ожидали неизбежных трудностей, вызванных военным временем, а кто-то ждал вестей с фронта с опасением и даже страхом. Ведь не прошло еще и 10 лет, как завершилась неудачная для России война с Японией, и воспоминания о ней еще не выветрились из людской памяти.
Настроения первых дней войны Степан Тюшков зафиксировал в своем «Дневнике»: «17 июля. Сегодня наш рудник сильно всполошила весть о войне и мобилизации по всей России армии и флота… Единственный наследник Австрийского престола был убит сербским подданным. С какой целью, при каких обстоятельствах и что после этого происходило там, мы еще ничего не знаем, но только это событие послужило поводом к подготовке к грандиозной войне, участие в которой принимают Россия, Англия, Франция, Сербия и Черногория против трех союзных Австрии, Германии и Италии. Что за каша заваривается, мы еще не понимаем и смотрим на это, как смотрит человек, неожиданно получивший в лоб хорошую затрещину, сам не зная, за что и от кого».
Мало кто мог тогда предвидеть, что впереди нашу страну ожидает почти четыре года непрерывной войны, вызвавшей небывалое напряжение всех социальных и экономических сил и приведшей к краху общественно-политического строя, государственных и экономических институтов.
17 июля, после подписания Николаем II указа о всеобщей воинской мобилизации, в Екатеринбургском уезде, как и по всей стране, был введен в действие мобилизационный план. Секретные пакеты с его содержимым нарочные из Екатеринбурга доставили начальникам земских участков уезда.
В 1914 г. должность начальника 12-го земского участка, центр которого находился в Невьянском заводе, занимал штабс-ротмистр в отставке В.Н. Анненков. Получив известие о мобилизации, земский начальник в короткие сроки организовал призыв, распределение и отправку на сборный пункт солдат запаса.
В соответствии с мобилизационным планом, от Невьянской волости было призвано 104 ратника ополчения первого разряда (чины запаса, годные к строевой службе). Из них 60 человек ранее проходили военную службу, а теперь числились в запасе (до 43 лет), остальные же 44 человека (в возрасте от 20 до 43 лет) не служили, но считались военнообязанными и в военное время подлежали отправке на фронт.
Правила сбора ратников ополчения и прибытия в Екатеринбург были подробно расписаны в мобилизационном плане (с указанием количества призванных, места и времени отправления, маршрута и расстояния к месту сбора, стоимости перевозки людей и багажа). Для сбора было предоставлено 35 часов (с учетом времени на «домашнее устройство» — прощание с родными и завершение всех домашних дел). На сборный пункт в Екатеринбург запасные должны были явиться на второй день после объявления мобилизации, то есть 18 июля в 19 час. 40 мин.
В этот день Степан Тюшков записал в своем «Дневнике»: «сегодня было грустное расставание с запасными солдатами на нашем руднике… Дело, конечно, не обошлось без плача и сочувствий».
Через несколько дней появилась еще одна запись: «24 июля. Вчера потребованы были ратники ополчения 1913 года».
1 августа в Невьянском заводе был объявлен призыв новобранцев 1914 года (лиц, достигших 21 года). Под эту категорию подпадал и Степан Тюшков. В своем «Дневнике» он написал: «узнал великую новость. Призыв новобранцев в Невьянске объявлен 1-го августа. Я должен явиться…Что будет? Бог весть».
Забегая вперед, замечу, что через несколько месяцев большие людские потери на фронте заставили военное ведомство снизить призывной возраст до 19 лет и прибегнуть к досрочному призыву новобранцев 1915-1919 гг. С осени 1915 г. стали призывать ратников ополчения второго разряда (запасных, годных к нестроевой службе). Наконец, в 1916 г. дошла очередь до студентов высших учебных заведений, которые раньше не подлежали призыву.
Между тем мобилизация среди невьянцев шла полным ходом. Снова обратимся к «Дневнику» С. Тюшкова: «в воскресенье я видел возвращающихся крестьян со станции, где они распростились со своими защитниками. Едут назад молча, погруженные в думы, а думать есть о чем. Они проводили своих любимых, близких людей, и, кто знает, может навсегда». Картины проводов солдат в действующую армию стали обычным явлением.
В первые дни войны проявилось такое специфическое явление, как шпиономания. В августе 1914 г. местная пресса много писала о происшествии на вокзале Екатеринбурга: «конторщик станции, по обязанности списывающий номера вагонов, был принят толпой за шпиона, причем толпа хотела с ним расправиться самосудом. Несчастному едва удалось объяснить, кто он такой и тем спастись от неминуемой смерти. Подобных случаев было уже несколько».
Шпиономания не обошла стороной и Невьянский завод. Чтобы не допустить появления «германских шпионов», заводоуправление даже выставило повышенную охрану на цементном и асбестовом карьерах Невьянского горного округа.
В одной из записей Степан Тюшков посвятил начавшейся войне, которую пока еще не именовали «Великой», почти пророческие раздумья: «сказал свое слово манифест [о вступлении в войну России] и словно под набежавшей тучей зашевелилось, загудело великое море — поднимается необъятный богатырь Святая Русь-матушка от Балтийского края до темных неведомых окраин далекой Сибири. Бог знает, за какой идеал будут биться великаны-народы… А каких бедствий будет стоить эта борьба. Реки слез и крови оросят землю и несметные тысячи, может быть, прекрасных жизней пожертвуют собой за какое-то благо, за какой-то идеал “сильных мира сего”».
К сожалению, неизвестно точное количество и фамилии призванных на фронт невьянцев, кто из них вернулся домой, а кто остался лежать на поле боя. По Екатеринбургскому уезду только за время всеобщей мобилизации 1914 г. было призвано запасных нижних чинов 7017 человек.
В годы Первой мировой войны регулярно публиковались сборники «Именной список убитым, раненым и без вести пропавшим», разбитые по губерниям. В списках по Пермской губернии встречаются фамилии некоторых невьянцев. Это рядовые В. Блинов, Ф. Долгирев, Н. Лаврентьев, И. Матвеев, ефрейторы А. Долгих, П. Башкиров, А. Козлов, унтер-офицеры В. Арефьев, И. Масленников… Мы в долгу перед ними, солдатами «забытой войны».
Осенью 1914 г. в тыловых губерниях и в том числе Пермской была развернута работа по созданию в кратчайшие сроки госпиталей, в которых было возможно принять раненых солдат и обеспечить за ними хороший уход и лечение. Для этой цели предполагалось использовать государственные больницы, лазареты Общества Красного Креста и других общественных организаций, а также помощь частных лиц; раненых, «не требующих госпитального лечения», планировалось передать на попечение «обывателям за особое вознаграждение от казны».
Екатеринбургский уезд стал одним из первых районов страны по количеству действующих лазаретов. Так, уже 26 сентября 1914 г. в Екатеринбурге были открыты сразу два лазарета.
Один из них был создан при местной общине Красного Креста. В двух комнатах в ряд поставили 20 кроватей. Над некоторыми кроватями были укреплены дощечки с надписями — именем жертвователя, окупившего содержание койки.
Как сообщала местная пресса, на открытии лазарета присутствовали главный начальник уральских горных заводов П.И. Егоров, настоятельница Ново-Тихвинского женского монастыря игуменья Магдалина, председатель екатеринбургской земской управы А.М. Симонов и другие высокие лица, а также жертвователи и члены Красного Креста. Епископ Екатеринбургский Серафим совершил торжественное богослужение.
Второй лазарет, на 40 кроватей, открылся по инициативе комитета Уральских горных заводов в здании военного собрания. Для размещения раненых отвели парадный зал, где до войны устраивались танцы, и столовую. В гостиной поставили большую ванну.
На открытие прибыли высокие чины горного ведомства. Законоучитель Уральского горного училища о. И. Сторожев совершил праздничное молебствие. Хор певчих трижды исполнил царский гимн. Затем от собравшихся на имя императора Николая II была отправлена телеграмма.
А уже 30 сентября в Екатеринбург прибыл первый раненный в боях в Галиции подпоручик Шулькевич. На железнодорожном вокзале его лично встречал городской голова А.Е. Обухов. Шулькевича, у которого была прострелена навылет нога, поместили в лазарет Уральских горных заводов.
Открылся лазарет и в Невьянском заводе под патронажем Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам — общественной организации, созданной в первые дни войны. Рассчитан лазарет был на 200 кроватей. По сведениям С.Н. Тюшкова, размещался он в одноэтажном каменном здании гимназии в Забеле (район Невьянска, находившийся за рекой Белой).
В конце года в невьянский лазарет привезли первую группу раненых, затем еще и еще. «Сегодня привезли во второй раз раненых, — записал С.Н. Тюшков в «Дневнике» за 25 февраля 1915 г. — 160 человек. В первый раз было, кажется, 195 человек».
Среди невьянцев бытует легенда, что еще один госпиталь для раненых в своем каменном особняке на Торговой улице открыл известный торговый человек Марк Мередин. Но пока эта история не подтверждена документально.
Надо сказать, что к началу Первой мировой войны здравоохранение в Невьянском заводе находилось на довольно высоком уровне. Заводоуправление содержало больницу и аптеку с медперсоналом, на что расходовало до 6 тысяч руб. ежегодно. При больнице действовал родильный приют, «самый значительный по размерам своей практики» из всех существовавших в Екатеринбургском уезде. Работали частные аптеки. В Быньговском и Петрокаменском заводах, входивших в состав Невьянского горного округа, открылись фельдшерские пункты.
В штате Невьянского врачебного участка состояли 2 врача, 5 фельдшеров при больнице и амбулатории, 3 выездных фельдшера, 2 акушерки при родильном приюте, оспопрививатель, помощник аптекаря и 3 ученика.
Какова была дальнейшая судьба раненых после проведения курса лечения?
На территории Пермской губернии было расквартировано несколько запасных батальонов. В них и направляли излечившихся от ранений солдат и офицеров. Часть солдат списывали в запас.
В самом конце 1914 г. комитет Уральских горных заводов приступил к формированию подвижного лазарета. Он должен был поступить в распоряжение главноуполномоченного Российского общества Красного Креста при юго-западном фронте армий.
28 апреля следующего, 1915 г. в 18 часов Горноуральский полевой лазарет из Екатеринбурга выехал на театр военных действий. Его заведующим был назначен старший врач Н.А. Арнольд. В лазарете работали врачи Я.Л. Сломовская, С.Д. Нарбутовский и К.Н. Максимов, фельдшеры А.К. и В.М. Намятышевы, А.Э. Гольдберг, заведующий аптекой С.М. Быстров, сестры милосердия Т.Д. Шпынова, М.А. Юркова, М.П. Аккерман, Н.В. Федоровская, М.И. Шулаева и еще 40 санитаров.
В последние дни 1914 г. Степан Тюшков сделал попытку осмыслить продолжающуюся уже почти полгода войну и события, с ней связанные.
«Давно хочется определить впечатления, выдаваемые известиями о войне, и общие настроения населения. Считая Турцию, которая на днях бомбардировала Феодосию и угрожала Новороссийску, в Европейской войне принимает участие 11 держав. Легко сказать.
Теперь также известно, что по размерам эта война — первая из бывших когда-либо в истории человечества. Так, например, последняя нашумевшая война была Отечественная и самая грандиозная. Но, насколько я помню, русские против шестисоттысячной армии Наполеона могли выставить только двести тысяч, то есть такие силы, которым ныне делать было бы нечего. Тем интереснее подчеркнуть то спокойствие, ту уверенность, с которою население наблюдает за ходом этих операций.
Даже в японскую войну достаточно было известия, что потоплен крейсер или взят миноносец, или убито пять тысяч человек, сейчас пойдут толпы, шум и гам. То ли дело ныне.
Вот были отдельные известия о войне. Французский летчик, заметивший во время полета немецкий дирижабль, кинулся на него и, разбив его, сам погиб от столкновения вместе с аппаратом.
Затем в одном бою было разбито два русских корпуса с лишним, в другом — взято в плен австрийцев сто тысяч и убито двести тысяч, в третьем — отправлен на воздух один полк австрийцев… Наконец, мне известно из газеты, что на обеих сторонах на восточном театре, то есть по Висле, насчитывается войск около четырех миллионов, растянувших боевую линию на четыреста верст. Полагаю, что на западном театре сил больше, а там, в Австрии, третий театр, ведь это же ад на земле и что же? Здесь тишина, и не будь только газетных сообщений, словно и забыли бы.
Но это только поверхностно. В действительности же нет, вероятно, человека, который бы не был в курсе всех событий и, разумно понимая происходящее, не был бы готов на все».

1915 год
«Чудовище войны продолжает пожирать сотни тысяч,
миллионы людей…»

К началу Первой мировой войны в состав Невьянского горного округа кроме старинного Невьянского завода, входили Петрокаменский и Быньговский (к этому времени уже недействующий) заводы, а также только что построенный цементный завод, железные рудники, асбестовая фабрика и золотодобывающие драги.
«Великая война» добавила Невьянску еще одно предприятие — артиллерийский завод, построенный на старой заводской территории. Его появление было вызвано нехваткой снарядов для фронта, так называемым «снарядным голодом».
По довоенному нормативу в русской армии был утвержден боекомплект в тысячу выстрелов на одну пушку. И все же этого оказалось недостаточно. Уже в первые месяцы войны расход боеприпасов превысил расчеты командования. Ежедневно требовалось 45 тысяч снарядов, а промышленность производила около 13 тысяч.
Десятки тысяч русских солдат из-за «снарядного голода» были обречены на отступление или гибель. Бывало, что на непрерывную немецкую канонаду русская артиллерия могла ответить лишь двумя выстрелами в день. Не случайно современники с горечью называли 1915 год — «годом великого отступления».
Чтобы решить проблему нехватки вооружения и боеприпасов, правительство объявило мобилизацию «на оборону»: переоборудовались действующие заводы, строились новые предприятия. В рамках этой государственной политики невьянское заводоуправление приняло решение о постройке на старой заводской территории артиллерийского завода.
Снова, как в годы Северной войны или войны с Наполеоном, Невьянский завод становился опорой армии. Для строительства нового предприятия были все условия: действовали доменное и механическое производство, работали рудники, железная дорога связывала Невьянск с центром уезда и губернии, а население края имело навыки к горнозаводской деятельности.
Невьянские власти обратились в Петербургское строительно-техническое бюро О. Ривоша, специализирующееся на возведении фабрик, железобетонных и других строительных конструкций. Архитектор бюро П. Гольст (предположительно) стал автором проекта нового невьянского предприятия. Само строительство артиллерийского завода обошлось в 350 742 руб. 69 коп. На закупку и установку оборудования было потрачено еще полтора миллиона руб. Эти средства ассигновал Сибирский банк — основной держатель акций Невьянского завода.
В 1915 г. артиллерийский завод был пущен. Его директором стал опытный инженер-технолог Александр Людвигович Феста. В каменном двухэтажном здании разместились инструментальная, прессовочная, коробочная, втуличная и другие мастерские для выполнения различных операций. Годовая производительность завода была рассчитана на производство 180 тысяч 3-дюймовых фугасных снарядов и 600–720 тысяч взрывателей.
Неподалеку была построена электростанция, на строительство которой потратили 35 700 руб. Ее возведением занималось то же строительно-техническое бюро О. Ривоша. При этом проектировщики поступили оригинальным образом. Здание электростанции было встроено в стены заводских «проезжих ворот», возведенных незадолго до этого. В кирпичных стенах прорезали арочные оконные проемы, а центральную часть украсили зубцами. Вытяжная труба высотой 40 метров дополнила общую композицию.
Артиллерийские заводы, и Невьянский не исключение, относясь к военному ведомству, располагали новейшим оборудованием, передовыми технологиями, квалифицированным инженерным и рабочим персоналом. Руководящие должности занимали почти исключительно военные инженеры, окончившие Артиллерийскую академию. Производство обслуживали мастера — выходцы из военной технической школы. Основной же состав Невьянского артиллерийского завода состоял из рабочих высокой квалификации, прибывших из европейской части страны.
Каждой заводской должности был присвоен определенный оклад, одинаковый для всех предприятий артиллерийского ведомства, независимо от их размера, специальности и доходности. Порядок найма и увольнения специалистов предусматривали особые правила, утвержденные начальником Главного артиллерийского управления.
Правда, обстановка военного времени внесла свои коррективы. Некоторые рабочие были мобилизованы на фронт, и их места у станков заняли женщины. Для них завод стал кормильцем, давая возможность хотя бы небольшого заработка на несложных операциях.
Как вспоминала одна из работниц Ф. Кирьянова: «в 1915 г., во время германской войны, я поступила 16-летней девушкой работать на Артзавод. Работали с 6 часов утра до 6 часов вечера, по 12 часов в сутки. На артиллерийском заводе тогда работало много приезжих из Петрограда, Москвы и других мест. Мы их всех звали «петроградские»… Петроградских много работало в инструментальной мастерской, куда я часто ходила точить сверла и резцы».
Вскоре после открытия завода, учитывая важность выпускаемой продукции, с согласия рабочих дирекция ввела необязательные сверхурочные работы с прибавкой к жалованью 50% оплаты. В праздники и по воскресеньям такие работы для первой смены продолжались с 6 до 13 часов, для второй смены — с 13 до 20 часов. В будни сверхурочные работы продолжались с 18 до 20 часов.
Поскольку речь зашла о промышленности, нельзя не упомянуть о забастовках, случавшихся время от времени. Они были вызваны в основном недовольством рабочих размером и своевременностью оплаты труда (впоследствии появились политические требования).
6 июня 1915 г. 90 рабочих труболитейного цеха Невьянского завода, ссылаясь на подорожание товаров, выдвинули требование о прибавке им заработной платы. Заводоуправление добавило 10 коп. за отливку мелкокалиберных труб. Но прибавку за трубы крупного калибра отклонило, сообщив, что она невозможна, так как делает производство убыточным.
Также рабочие высказали недовольство задержками заработной платы (при норме, когда оплата должна была производиться через 3-4 дня после отработанной половины месяца, задержки составляли один-два месяца). Если же их требования будут не удовлетворены, то обещали через две недели забастовку.
Свои требования рабочие передали мастеру в присутствии полицейского надзирателя Невьянского завода Чупина.
В результате в Невьянск для беседы с рабочими выехал екатеринбургский уездный исправник. Представителям рабочих он сообщил о недопустимости и преступности забастовок в военное время. Если же забастовка все же начнется, то рабочие, числящиеся ратниками ополчения и не призванные на военную службу по причине работы на горном заводе, в этом случае будут немедленно призваны на военную службу.
В итоге был найден компромисс: все рабочие записались у своих мастеров работать безостановочно, с обещанием, что бастовать не будут. Со своей стороны, заводоуправление 11 июня выдало расчет за май, пообещав сократить задолженность по зарплате.
Забастовки случались и позднее. В одних случаях заводские власти договаривались с рабочими, в других принимали репрессивные меры, объясняя это требованиями военного времени.
Например, в конце октября следующего, 1916 г. произошла общезаводская забастовка, всколыхнувшая весь Средний Урал. Поводом к ней послужил приказ полковника А. Данилова, недавно назначенного новым директором артиллерийского завода, в котором говорилось об обязательных сверхурочных работах, снижении расценок на изготовляемые детали, введении системы штрафов. Цель была одна — увеличить количество поставляемых на фронт боеприпасов, и неважно какой ценой.
Со своей стороны, рабочие остановили станки и предъявили директору свои требования об увеличении заработной платы, отмене штрафов, установлении восьмичасового рабочего дня.
Дирекция эти требования не удовлетворила. Тогда рабочие начали необычную забастовку. Они, как всегда, приходили на работу в 6 часов утра, но станки работали вхолостую. По официальным данным, в забастовке приняли участие 2531 человек — все рабочие артиллерийского завода. Бастующих поддержали литейщики старого завода, в знак солидарности остановив доменную печь и горячий чугун выпустив в землю.
Директор Данилов распорядился уволить всех, кто не приступит к работе до 31 октября, а зачинщиков отправить на фронт.
И все же компромисс был найден. Дирекция пообещала повысить расценки, а сверхурочную работу проводить на добровольных началах. Рабочие вышли на работу.
Забастовке 1916 г. посвящен своеобразный памятник на невьянском городском мемориале — глыба чугуна, остывшего в остановленной бастующими рабочими доменной печи. Вообще, вопрос о забастовочном движении в годы Первой мировой войны на заводах Урала очень интересен и еще требует своего изучения.
Подводя итоги, нужно заметить, что Невьянский артиллерийский завод внес свой вклад в преодоление «снарядного голода». Всего же в 1914–1917 гг. русские заводы изготовили около 54 млн 3-дюймовых снарядов.
Кроме «снарядного голода» 1915 год в народной памяти запомнился еще и голодом обыкновенным, вызванным неурожаем и повышением цен. С.Н. Тюшков 13 августа записал в «Дневнике»: «словно и само небо обрушилось на человечество. Со второй половины июля и до сих пор погода стоит ужасная, ненастье и ненастье. Народ не мог поправиться со страдой, сильно все испорчено, хлеба от сырости пали и гибнут, нет никакой возможности жать, и впереди не предвидится ничего утешительного…»
Война приняла затяжной, позиционный характер. В результате, как это бывает в годы великих потрясений, резко упал уровень жизни, выросли цены на товары.
«Жизнь дорожает и дорожает, — отмечал С.Н. Тюшков, — на вещи первой необходимости уже двойные цены». К осени 1915 г. цена на черный хлеб по сравнению с довоенным временем выросла почти в два раза, на белый хлеб — в полтора раза, на сахар — в полтора раза, на соль — в три раза, обувь подорожала в полтора-два раза, дрова — в два раза и т.д. (Всех интересующихся этим вопросом могу направить к номеру газеты «Уральская жизнь» от 31 октября 1915 г. В нем опубликована табличка цен на товары и услуги в сравнении с ценами довоенного времени. Составили ее служащие губернского земства, чтобы подкрепить свое ходатайство об увеличении им жалованья.)
Обратимся снова к «Дневнику» С.Н. Тюшкова: «что-то ужасное творится в жизни вообще. Чудовище войны продолжает пожирать сотни тысяч, миллионы людей, города за городами уходят во власть движущейся Германии, и ее грозная туча все движется вперед и вперед. У нас призваны на военную службу 18-летние, а между тем дело борьбы с неприятелем, как говорится, еще не растворено, не замешано. Жутко становится при мысли, что будет дальше…
Движущуюся массу Германии я почему-то воображаю себе так: впереди громадная чудовищная мортира, все уничтожающая по пути, около нее людей мрачных, суровых, закованных в броню, а во главе их неумолимый кайзер — человек страшной силы воли и железной энергии».
В первой половине 1915 г. из-за наступления немецкой армии под угрозой захвата оказались западные губернии страны. Многие жители этих губерний, не желая оказаться на оккупированных врагом территориях, в спешке покидали свои дома и с нехитрым скарбом отправлялись на восток.
Власти не были готовы к появлению такого огромного количества беженцев. В начале войны не существовало никаких документов о статусе и правах беженцев. Лишь 30 августа 1915 г. правительство приняло закон «Об обеспечении нужд беженцев», определивший статус вынужденных переселенцев. Впоследствии было разработано «Положение по устройству беженцев».
Вскоре волна беженцев докатилась и до, казалось бы, далекого Урала. Готовясь к массовому наплыву вынужденных переселенцев, екатеринбургские городские власти разместили в местных газетах объявление: «Екатеринбургская городская Управа покорно просит лиц, желающих приютить в своих квартирах беженцев, большое число которых ожидается в г. Екатеринбурге, заявить об этом в канцелярию Городского Попечительного Комитета». Среди жителей города была открыта подписка на сбор средств для беженцев.
В начале осени Екатеринбургское уездное земство сообщило, что готово принять первую партию беженцев в количестве 5600 человек. С этой целью на территории уезда были выбраны 19 населенных пунктов. Они должны были отвечать нескольким условиям. Во-первых, желательно, чтобы поселения находились на линии Горнозаводской железной дороги, что было связано с намерением властей избежать лишних затрат в перевозке беженцев. Во-вторых, выбирали наиболее крупные города и поселки, в которых беженцам было легче найти квартиру и устроиться на работу.
Среди выбранных населенных пунктов числился и Невьянский завод, который отвечал всем предложенным условиям. В нем уездные власти намеревались разместить 300 беженцев.
По прибытии на железнодорожную станцию Невьянск вынужденных переселенцев осматривали врачи во избежание распространения инфекционных заболеваний. После медицинского осмотра беженцев мыли в бане, а их вещи дезинфицировали.
Для обустройства вынужденных переселенцев на местах создавались комитеты по призрению беженцев. Невьянский комитет, состоявший из 69 человек, возглавил управляющий заводами Б.Ф. Лелевель. В обязанность членов комитета входило оказание вынужденным переселенцам материальной и моральной помощи, а также поиск жилья и трудоустройство.
Между тем количество беженцев в Невьянском заводе увеличилось до 700 человек (это почти 200 семей). Из них половину составляло взрослое трудоспособное население, остальные — дети и старики. Невьянский завод стал вторым в Екатеринбургском уезде (после Верх-Исетского завода) по количеству размещенных в нем беженцев.
Каждому вынужденному переселенцу волостной комитет по призрению беженцев выдавал в месяц так называемый «квартирный паек» в размере 2 рублей (плата за квартиру и отопление). Такая сумма полагалась беженцам, размещенным в городах и поселениях, имеющим городской характер, к которым был отнесен Невьянский завод. В сельской местности жилье обходилось дешевле — 1 руб. 20 коп. в месяц на человека.
Кроме этого невьянский волостной комитет производил выдачу продовольственных пособий, которую позднее заменили денежными выплатами, из расчета 15 коп. на человека в день. Его получали дети до 14 лет, нетрудоспособные взрослые и один трудоспособный, оставшийся при детях.
Еще один важный вопрос, который требовалось решить, — обеспечение беженцев зимней одеждой и обувью, ведь многие из них покинули дома, не захватив никаких теплых вещей. По подсчетам властей, на взрослого мужчину требовался комплект одежды общей стоимостью в 13 руб. 65 коп., на женщину — 11 руб. 55 коп., на ребенка — 8 руб. 70 коп.
Принимали пожертвования деньгами, тканью или одеждой. Как сообщалось в документах, «белье частью заготовлялось, частью его шили из отпускаемого потребного материала». Теплую одежду прислал губернский комитет.
Неутешительные вести, доносившиеся с фронта, прибывавшие в Невьянск беженцы и раненые, поступавшие в невьянские лазареты, словом, тревожная обстановка военного времени подвигла Степана Тюшкова на чтение военных произведений Л.Н. Толстого.
27 февраля Степан прочитал «рассказ Л. Толстого о полковнике и молодом поручике, с которыми он участвовал в маленьком походе против кавказцев. Он мучился вопросом, что заставляет человека в сражении убивать без всякой видимой цели подобного себе и, разрешая этот вопрос, пожелал сам лично присмотреться и, может быть, и пережить и почувствовать влияние этого нечто». Проштудировав рассказ, Степан так и «не разрешил вопрос: под влиянием какого чувства совершает человек убийство в сражении».
3 марта Степан Тюшков прочитал «рассказ из кавказской жизни, забыл под каким заглавием. Нехлюдов — молодой офицер, приехавший на Кавказ по служебным обязанностям, влюбляется в красавицу Марьяну…»
Уральская пресса с первых же месяцев войны много страниц посвятила благотворительности. Служащие государственных учреждений, купцы, мещане, священнослужители, мастеровые и крестьяне участвовали в сборе пожертвований для армии, беженцев, семей погибших солдат.
В редакции газеты «Зауральский край» принимали пожертвования в помощь семьям воинов.
Управление Горнозаводской железной дороги организовало на крупных станциях продажу значков, средства от которой перечислили «в пользу сирот и детей железнодорожных служащих, пострадавших на войне».
19 и 20 декабря 1915 г. во многих населенных пунктах Екатеринбургского уезда прошли «Дни белой одежды». Среди жителей был организован сбор денег на приобретение одежды белого цвета для солдат, прежде всего разведки, очень необходимой в зимних условиях войны. Кроме частных пожертвований, принимались средства, вырученные от показа спектаклей, концертов, скачек на ипподроме и др.
Этот список можно продолжить.
Подобные благотворительные акции проходили и в Невьянском заводе. Например, 8 сентября 1915 г., в праздник Рождества Богородицы, невьянские священнослужители приняли участие в акции, проходившей одновременно во всех российских церквах. Во время литургии был организован среди прихожан «кружечный сбор» пожертвований для беженцев.
18 ноября в клубе общества семейных вечеров состоялся детский спектакль, устроенный по инициативе учительского персонала. Доход от спектакля отдали на благотворительность, как писала местная пресса, «часть отчисляется в пользу детей, родители которых призваны под знамена, часть пойдет на приобретение теплой одежды для воинов».
В подобных акциях принимал участие и герой нашей публикации, хотя не все они прошли с успехом. «Вчера [в воскресенье 30 ноября] был патриотический вечер, где наш оркестр в первый раз участвовал в концертном отделении. «Времечко» сыграли хорошо, а «Яхт-клуб» плохо».

1916 год
«Что будет дальше? Нынче все можно ожидать…»

Уже в первые месяцы «Великой войны» в связи с начавшейся мобилизацией населения на фронт уральские заводы стали испытывать недостаток в рабочей силе. Требовались инженеры и техники, квалифицированные рабочие и просто чернорабочие. Крестьяне, которых привлекали к заводскому производству, не могли полноценно заменить специалистов.
Эту проблему правительство пыталось решить тем же способом, что и в прежние годы военных конфликтов, — привлечением труда военнопленных. Совет Министров разработал «Правила о порядке предоставления военнопленных для исполнения казенных и общественных работ». В документе говорилось, что «военнопленные могут быть привлекаемы к разным работам сообразно с их чином и способностями, за исключением офицеров. Эти работы не должны быть изнурительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям».
Правительство рассматривало заявки на рабочую силу, поступавшие от заводских руководителей, отдавая предпочтение в первую очередь тем предприятиям, которые работали на нужды фронта. По стране к месту назначения военнопленных перемещали группами по 20–30 человек в сопровождении военного конвоя. По прибытии на завод местные власти приставляли к ним специально назначенных сторожей или полицейских чинов. В обязанность заводской администрации входило обеспечение военнопленных питанием, обмундированием, медицинским обслуживанием. Продолжительность рабочего дня не должна была превышать 8 часов зимой и 10 часов летом. Оговаривались дни отдыха. Также на каждого военнопленного требовалось завести расчетную книжку, в которой отмечали его заработок.
Кстати, вначале правительство постановило, что «производимые военнопленными работы оплате не подлежат. Все расходы по содержанию военнопленных производятся из военного фонда».
Но в марте 1915 г. это положение было пересмотрено. Промышленные предприятия, использующие труд военнопленных, должны были установить размер заработной платы соответственно существующим местным ценам для каждой категории работ. Одну треть (затем одну четверть) из этих денег заводские кассы были обязаны перечислить в особый фонд. Из остальной суммы предприятие могло выдать пленным иностранцам, «обнаружившим усердие в работе», на улучшение довольствия «денежный отпуск», но не больше 20 коп. за каждый рабочий день на человека. Эти деньги после внесения в расчетную книжку выдавали на руки.
Весной 1916 г. 25-процентные отчисления заработной платы военнопленных в особый фонд отменили. Отныне иностранные работники могли получить наличными всю свою зарплату, за исключением расходов на их содержание, одежду и др.
Наконец, в августе 1917 г. правительство вновь пересмотрело порядок оплаты труда военнопленных. Теперь каждому из них предприятие могло выплатить от 20 до 50 коп. за рабочий день в зависимости от продуктивности работ; оставшаяся часть суммы, за вычетом всех расходов на содержание, подлежала сдаче в доход государства.
На Урале первые военнопленные появились уже в первые недели войны — 7 августа 1914 г. через станцию Екатеринбург проследовало 234 германских подданных, взятых в плен в Прибалтийском крае.
По сообщению газеты «Уральская жизнь», «это были служащие различных фирм и контор из-под Риги. С началом войны, которая для них оказалась полной неожиданностью, их собрали и велели ехать в Самару…
Размещались пленные в 10 вагонах, прицепленных к пассажирскому поезду, прибывшему из Челябинска. На станции пленных выпустили погулять по перрону. Многие из них отправились на станцию купить в буфете продукты питания.
Многие из русских пассажиров подошли поговорить с пленными, некоторые из них понимали по-русски. “Поверьте, нам эта война не нужна, — сказал один. — Нам было хорошо в России. Мы были обеспечены. Теперь нас оторвали, и мы не знаем, что будет с нами и нашими семьями”».
Осенью того же 1914 г. от уральских предприятий поступили первые заявки на военнопленных. «Изъявили желание иметь пленных Ревдинские заводы — до 150 чел., — писала «Уральская жизнь», — Вознесенские рудники — 100 чел., Шайтанские заводы — 50 чел., остальные предприятия — по 20-25 чел.»
Летом 1915 г. правительство в ответ на просьбы уральских промышленников упростило процедуру отпуска военнопленных для работ на частных промышленных предприятиях. Было разрешено подавать заявления с указанием количества пленных и времени их прибытия непосредственно в штаб военного округа, одновременно поставив в известность об этом губернатора.
Затем были отменены ограничения на количество пленных в размере не более 15% от общего числа рабочих предприятия. Теперь промышленники могли получать столько военнопленных для заводских работ, сколько считали необходимым.
3 мая 1915 г. управляющий Невьянским горным округом Н.С. Михеев запросил о присылке «на заводские работы» сроком на полгода военнопленных в количестве 250 человек. Требовались, в первую очередь, специалисты по цементному и асбестовому делу, а также чернорабочие «ввиду ушедших работников на германский фронт». Заводские власти планировали распределить их на работы в Вознесенском асбестовом и Максимовском рудниках.
Спустя три недели управляющий обратился к губернским властям с новой просьбой. Н.С. Михеев сообщал, что, в связи с получением военного заказа, на заводе приступили к постройке специальных мастерских, поэтому он просит назначить для работ 325 человек военнопленных. Из них 100 человек планировалось определить чернорабочими на асбестовый Вознесенский рудник, 50 человек — на добычу сырых материалов для цементного завода, кроме этого еще 10 слесарей и 15 горнорабочих на цементный завод, а также для работы в старом Невьянском заводе — 150 человек: слесарей, токарей, модельщиков, литейщиков и чернорабочих.
Рабочих для Невьянского и цементного заводов должны были доставить на станцию Невьянск, где их ждал «уполномоченный для приема» — помощник заведующего рудниками Н.А. Березин. Рабочих для асбестового рудника на станции Анатольская встречал лично заведующий рудниками П.Н. Деев.
В феврале 1916 г. на Максимовский рудник «для рудничных работ» из города Ирбита доставили пленных солдат австрийской армии в количестве 47 человек. Их поместили в приготовленные для них деревянные бараки под охрану специально нанятых сторожей.
В конце весны 1916 г. в Невьянском заводе среди военнопленных вспыхнула сильнейшая эпидемия цинги. В самом заводе количество заболевших достигло 104 человек, на цементном заводе — 10, на асбестовых приисках — 67, на Максимовском и Староборском рудниках — 19; всего 200 человек. Для борьбы с эпидемией заводоуправление выделило здание, в котором разместился временный изоляционный барак, и приставило сестру милосердия для наблюдения за больными.
По данным на 1 мая 1916 г., во всей Пермской губернии числилось свыше 50 тысяч военнопленных, из них более половины было занято в заводском производстве. От общего числа рабочих их количество составляло около 30%.
Из этого количества на долю Невьянского горного округа приходилось 855 человек. В Невьянском заводе работали 343 человека (под охраной 8 сторожей), на Староборском руднике трудились 23 человека (2 сторожа), золотодобывающие драги обслуживали 22 человека (2 сторожа), на цементном заводе — 13 человек, и в Максимовском руднике еще 129 человек (за ними надзирали 3 сторожа, а также урядник цементного завода). Все сторожа подчинялись полицейскому надзирателю Невьянской волости.
За следующий год количество военнопленных выросло почти в два раза и к осени 1917 г. составило более полутора тысяч человек. Среди них были австрийцы, славяне, а также немцы и венгры. Надо заметить, что их труд помог обеспечить бесперебойную работу промышленных предприятий при нехватке рабочих рук.
Между тем весной 1916 г. Степан Тюшков пережил потерю близкого человека: «7 апреля. Третьего дня мне сказали, что Миша Ведерников убит на позициях. Мой 18-летний сродный брат. Как это легко делается...»
Через несколько дней, 18 апреля, в «Дневнике» появилась еще одна запись: «брат Миша Ведерников убит 11 марта!»
А на фронт продолжали уходить все новые и новые новобранцы. Среди них были родные и друзья Степана Тюшкова.
«15 сентября. В субботу проводил М. в солдаты. Какая новая великая убыль. Я один в Невьянске остался свидетелем прошлых дней нашего кружка. Ратники II разряда забраны уже за пять лет с 12 по 16 год. Что еще будет дальше? Не на шутку начинают толковать на счет общей мобилизации; увы! Нынче все можно ожидать…»
«23 сентября. Третьего дня объявлена мобилизация ратников I и II разрядов 1894 года. Попал, говорят, мой дядя Ег. Если правда, то это плохо, очень плохо…»
За четыре военных года сотни невьянцев были призваны в действующую армию. Для их семей огромное значение приобрели письма — единственное средство связи с воюющими родными или друзьями. Сам факт получения весточки от отца или брата вызывал огромную радость.
В фондах музея сохранилось несколько пасхальных открыток 1915 года, отправленных в действующую армию рядовому Кривокорытову. Трогательный текст поздравления «с праздником пасхи Христовой» переплетается с сожалением о том, что «Бог не повелел лично похристосоваться», и тревогой: «напиши нам, где ты находишься, мы от тебя давно не получали писем».
Как сложилась дальнейшая судьба адресата, вернулся ли он домой или пал на полях сражений?
Прибытие солдат из действующей армии на побывку становилось настоящим событием, причем не только для членов их семей, но и друзей, сослуживцев, соседей. Например, в мае 1916 г. жители села Северо-Конево устроили торжественные проводы своему земляку П.В. Ушенину, после краткого отпуска вновь отправлявшемуся на фронт. Как писала местная пресса, П.В. Ушенин «с начала войны находился на передовых позициях. Однажды был ранен в разведке, но легко. Получил Георгиевские кресты 3 и 4 степени. В одном из боев попал в плен, но на четвертые сутки бежал, принеся с собою германскую винтовку с 36 патронами. За свои подвиги был произведен в подпрапорщики».
Между тем огонь войны разгорался все сильнее, значительно выросло количество раненых солдат и офицеров, привозимых в уральские лазареты. Каждый месяц на Урал прибывали военно-санитарные поезда.
Осенью 1915 г. на Урал из Петрограда прибыл военно-санитарный поезд № 88, доставивший раненых бойцов в лазареты Перми, Мотовилихи, Кушвы, Нижнего Тагила и Невьянска. Через два месяца в Невьянский завод поступили легкораненые солдаты с фронта Рижского района. В апреле 1916 г. на Урал прибыл военно-санитарный поезд № 19, доставивший 370 больных и раненых воинов. Из них 100 человек разместили в Екатеринбурге, а остальных в Кушве, Невьянске и Нижнем Тагиле.
Наши земляки ежедневно навещали раненых, принося им сладости, теплые вещи. От них жители тыла узнавали о положении дел на фронте, об успехах или неудачах русской армии.
В архиве сохранились данные о заполняемости невьянского лазарета в конце 1915 — первой половине 1916 г. Так, на начало января 1916 г. в лазарете (рассчитанном на 200 коек) на лечении находилось 111 человек, при этом в течение месяца поступило еще 42 раненых и выписалось 53 человека. В начале апреля числилось уже 154 человека, в течение месяца прибыло 117 и выписалось 74 воина. Наконец, на начало сентября в лазарете находилось 110 больных, за месяц поступило еще 90 и выписалось 110 человек.
Большая нагрузка выпала на другие местные больничные заведения. Неудивительно, что в Невьянский врачебный участок назначили еще одного врача, укрупнили состав низшего больничного персонала. Кроме этого на 20 кроватей (до 60) увеличили число мест в больнице. Значительно прибавилось работы Невьянской земской аптеке. Только за первую половину 1916 г. число посещений аптеки амбулаторными больными превысило 40 тысяч, догнав по показателям крупнейшую в уезде Верх-Исетскую аптеку.
Увеличились и ассигнования на невьянское здравоохранение. Например, за 1915 г. по Невьянскому врачебному участку они составили 29 949 руб., причем израсходовано было 31 232 руб. Содержание больницы обошлось в 9 823 руб., аптеки — в 4 225 руб. В следующем, 1916 г. расходы выросли еще больше.
Увеличилось и количество амбулаторных больных. Только за первую половину 1916 г. невьянскими врачами было принято 26 430 человек (две трети от количества больных прошлого года).
Старая пословица гласит, что человек привыкает ко всему. С течением времени невьянцы приспособились к новой, суровой действительности, с которой им предстояло жить ближайшие четыре года. Между тем хотелось простых радостей жизни. Как сообщала местная пресса, в Невьянске к лету 1916 г. «общественная жизнь заметно оживилась. Усилился кружок любителей драматического искусства, и на сцене заводского театра стали чаще ставиться спектакли. Публикою они посещаются охотно, как и кинематографы, которых здесь два; не везет только цирку, который делал вначале недурные сборы, а в последнее время пустует».

1917 год
«Оставаться на своих местах и быть на все готовыми…»

1917 год, принесший нашей стране огромные перемены, начался обыкновенно, буднично. Казалось, что столкновение миллионных армий, разрывы снарядов и зарево пожаров остались где-то далеко в прошлом. А в настоящем — утренний хруст снега под валенками, пар, вырывающийся от дыхания, заледеневшие окна избы…
«1 января. Поздравляю! Давно ли, давно ли я говорил: “С Новым годом, с новым счастьем!”»
«16 января. Недавно вечером я был у Нины на именинах, потом в клубе смотрел картины — довольно хорошие. На днях смотрел Орлову, которую давно хотелось видеть. Шла картина «Семейное счастье» по Л.Н. Толстому».
«22 января. Воскресенье. Сегодня пели довольно торжественно обедню с «Покаяния отверзи ми…». Вечер провел у Логиновых на праздновании именин Пети, которому сегодня же и написал открытку. Читаю “Крейцерова соната”».
«7 февраля. Января 27, 28 и 29 были в Екатеринбурге с Яшей и Ос. Ег. на операх «Ромео и Джульетта», «Трубадур» с участием Максакова, Каржевина и Рыбчинской и «Евгений Онегин»… Останавливались в Екатеринбурге в Пушкинских номерах. Побывали в музее и в Екатерининском соборе послушали хороший хор».
Но война не давала забыть о себе. В «Дневнике» за 11 февраля Степан Тюшков записал: «Приняты на военную службу Степан Пальцев, Василий Панов, Нечкин, Седельников и все молодые 18-ти летние. Теперь очередь за нашим Василием. Несчастный Пальцев пережил, кажись, такую бездну несчастья, какую в другое время не встретишь: в течение одного года у него померли отец, мать, брат и забран в солдаты Самсон. Теперь он сам солдат и оставляет сестренок маленьких — сирот».
Первые слухи о беспорядках в Петрограде, переросших в революцию, появились в Невьянске 28 февраля. Степан Тюшков, служивший в почтовой конторе, узнал об этом одним из первых.
«Во вторник, 28 февраля, днем был у нас в конторе Сергей Ягунов и тихонько сообщил, что в Петрограде что-то неладное. На улицах происходила стрельба и по толпе, и по солдатам, и телеграммы от них не принимались. Кроме того, сообщил все также поспешно и таинственно, что Дума распущена… Но это все лишь были слухи, и слухи темные…
На другой день от пристава (это 1-е марта) принесли шифрованную телеграмму… У нас опять говорили, что в Петрограде, значит, не все спокойно. Ответ получил пристав, кажись, в тот же день: чтобы оставаться на своих местах и быть на все готовыми…»
Лишь в ночь со 2 на 3 марта в Невьянский завод поступила телеграмма с описанием произошедших в Петрограде событий. На следующий день С.Н. Тюшков в «Дневнике» представил об этом подробный отчет: «27 февраля ровно в 12 часов ночи окончательно сформировался Комитет Государственной думы под председательством Родзянки. Вскоре затем этим Временным правительством, взявшим на себя управление государством, были арестованы все министры и много других должностных лиц и заменены новыми. Государь в это время был в действующей армии… В Петрограде были бунты, но дальше не зашли. Войска все перешли на сторону Думы. Старый строй отжил, как подгнившая или подточенная глыба отпала от незначительного толчка. Русская жизнь с ее условиями, потребностями вышла из старого порядка, как бы выросла из рубашки, которую за ненадобностью пришлось оставить».
К весне 1917 г. в Невьянском заводе, как и в целом по стране, до крайности обострилась продовольственная проблема. Перед невьянцами вновь вставал призрак голода. «Продовольственный кризис (как говорят, хлеба едва-едва до урожая хватит)», — отметил в «Дневнике» С.Н. Тюшков. Положение усугублялось расстройством финансов. Товарная ценность рубля в 1917 г. составила 50% довоенного, а выпуск бумажных денег увеличился в 6 раз.
«Настоящий момент таков, что вдруг не стало нигде денег — ни на почте, ни в казначействах, ни в заводе, ни у рабочих, и я не знаю почему… нет ни копейки денег, а потому и хлеба. С завтрашнего дня по заводу пойдет комиссия с ревизией запаса хлеба у жителей. Будут оставлять на человека определенный маленький пай, а остальное забирать».
В дополнение ко всему 26 апреля в Невьянске случился страшный пожар, заставивший вспомнить об опустошительном пожаре 1890 года. «26 апреля — великий и страшный день в Невьянске по своим несчастьям, — записал С.Н. Тюшков в «Дневнике». — С половины второго часа дня при сильнейшем ветре начались один за другим грозные, ничем не победимые пожары, уничтожившие к вечеру, как предполагают, домов около полтысячи. Это был день ужасов».
Через несколько дней Степан Николаевич оставил еще одну запись: «уже прошла неделя с большого пожара, а страх перед ним никак не уменьшился, и развалины все еще продолжают дымить».
Но и в этих тяжелых условиях невьянцы умели радоваться жизни. И хотя над миром нависло «чудовище войны, но тем не менее жизнь полна светлых надежд и упований на будущее и веры в великое назначение народа».
«Весна в природе и в жизни весна, — писал Степан Тюшков 22 марта. — Впереди светлая, прекрасная даль и в настоящем обновленная, напряженная жизнь».
Или вот запись от 1 мая 1917 г. «Вчера в три часа дня было открытие клуба спорта. Сначала прошел молебен с проповедью о. Иоанна; потом начались бега на 100, 400 и 1000 метров. Я бегал на 400…
Потом начался футбол и, кажется, самое несчастное дело, в котором мне когда-либо приходилось участвовать: нам не набили, а прямо нахлестали 10 на 0 — неслыханный результат. Говорят, в команде австрийцев (наших противников) есть семь человек футболистов, игравших в одной из лучших команд в Будапеште».
«Австрийцы» — это те самые иностранные военнопленные, направленные на работу на предприятия Невьянского горного округа, а ныне получившие относительную свободу. К этому времени их количество в Невьянске достигло максимума и перевалило за полторы тысячи человек.
В конце года пришли новости из Петрограда: «пишут страшные вести о мятежах и бойне из-за власти между большевиками и Временным правительством».

1918 год
«Ждали мира…»

На рубеже 1917–1818 гг. в «Дневнике» С.Н. Тюшкова все чаще встречается слово «война».
«15 ноября. Ждали мира, но получаем вести, что Германия не желает иметь никаких переговоров с большевиками. Союзники также обещают самые дурные последствия, если Россия без их согласия будет заключать мир или перемирие. Отовсюду идут вести о погромах, убийствах и анархии по всей стране».
«27 января. Идет обмен военнопленными, реорганизация армии, и начинаются забастовки в Германии, Австрии и, кажись, и в союзных державах».
«28 января. Из газет видно, что Германией и Австро-Венгрией условия мира предъявлены захватнические. И от ответа России зависит дальнейшее наступление или окончание войны с Германией…»
За годы Первой мировой войны население Невьянска выросло за счет прибывших сюда беженцев, военнопленных и специалистов, переведенных на пущенный артиллерийский завод.
В самом конце «Великой войны» к ним добавились рабочие 4-й тыловой автомобильной мастерской, эвакуированные военным ведомством из-под Луги. Для размещения привезенного ими транспорта и оборудования заводоуправление передало часть помещений артиллерийского завода.
«Недавно приехали в Невьянск автомобилисты, — записал С.Н. Тюшков 8 апреля, — которые летают по Невьянску в своих оказиях».
«Автомобилисты» (так их называли в Невьянске), имевшие вооружение и опыт военных действий, летом 1918 г., когда к Екатеринбургу подошла белая армия Колчака, стали ядром крупнейшего на Урале антибольшевистского восстания. В подавлении этого восстания приняли участие некоторые бывшие военнопленные, заявившие о своей солидарности с «российским и международным коммунизмом» и зачисленные в Красную Армию. Трое из них, Я. Шпицер, А. Мюллер и А. Гамбас, были даже отмечены приказом как активные участники.
Но это уже совсем другая история.

***

Напоследок еще несколько слов о дальнейшей судьбе автора «Дневника». В августе 1919 г., после освобождения Невьянска от войск Колчака, С.Н. Тюшков вступил в ВКП(б). В 1920-е гг. Степан Николаевич занимал разные должности в гороно, горсовете, страховой кассе и других советских учреждениях. В 1926 г. назначен заведующим агитационно-пропагандистским отделом Невьянского райкома ВКП(б). Но год спустя из-за поддержки «троцкистской платформы» был снят с работы и исключен из партии.
На этом его карьера советского и партийного работника оборвалась. Несколько лет С.Н. Тюшков работал преподавателем музыки в средней школе.
В 1936 г. компетентные органы вспомнили о «бывшем троцкисте», арестовав Степана Николаевича и осудив его на пять лет лагерей. Отбывал наказание в Воркуте. В начале Великой Отечественной войны получил разрешение вернуться в Невьянск. Работал сторожем, кладовщиком лесхоза. После войны был переведен кладовщиком в механическую мастерскую.
В феврале 1949 г. С.Н. Тюшков был вновь арестован и отправлен в Красноярск. Освободился в 1956 г.
В 1967 г. прокуратура РСФСР рассмотрела дело Тюшкова, признав, что он был репрессирован незаконно. Сам Степан Николаевич к этому времени уже вышел на заслуженный отдых. Увлекался музыкой, участвовал в выступлениях хора ветеранов при Дворце культуры. Скончался С.Н. Тюшков в 1978 г.
Судьба «Дневника» не менее интересна, чем судьба его автора. В 1949 г., во время второго ареста Тюшкова, документ был изъят органами МГБ, но не был признан вещественным доказательством и «сдан на хранение в отдел «А» УМГБ». После освобождения «Дневник» был возвращен хозяину.
После смерти С.Н. Тюшкова «Дневник» хранился в семье сына Юрия Степановича, а в 2008 г. с согласия родственников был опубликован в музейном сборнике «Очерки истории Невьянска», став доступным для чтения и изучения.

Поделиться:

Журнал "Урал" в социальных сетях:

VK
logo-bottom
Государственное бюджетное учреждение культуры "Редакция журнала "Урал".
Учредитель – Правительство Свердловской области.
Свидетельство о регистрации №225 выдано Министерством печати и массовой информации РСФСР 17 октября 1990 г.

Журнал издаётся с января 1958 года.

Перепечатка любых материалов возможна только с согласия редакции. Ссылка на "Урал" обязательна.
В случае размещения материалов в Интернет ссылка должна быть активной.